В 1458 г. предположительно купец Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю (на территории теперешнего Азербайджана). У него с собой путевые грамоты от великого князя тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. С ним еще купцы - всего идут на двух судах. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях Ивана III. Его наместник пропускает Афанасия далее.

Василий Панин, посол великого князя в Ширване, к которому Афанасий хотел присоединиться, уже прошел вниз по Волге. Никитин ждет две недели Хасан-бека - посла ширваншаха татарского. Едет он с кречетами «от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто». Вместе с послом они двигаются дальше.

В пути Афанасий делает записи о своем хождении за три моря: «первое море Дербентское (Каспийское), дарья Хвалисская; второе море - Индийское, дарья Гундустанская; третье море Черное, дарья Стамбульская» (дарья no-перс. - море).

Казань прошли без препятствий. Орду, Услан, Сарай и Берензань прошли благополучно. Купцов предупреждают, что караван подстерегают татары. Хасан-бек дает подарки осведомителям, чтобы они провели их безопасным путем. Неверные подарки взяли, однако весть об их приближении подали. Татары настигли их в Богуне (на отмели в устье Волги). В перестрелке были убитые с обеих сторон. Меньшее судно, на котором была и поклажа Афанасия, разграблено. Большое судно дошло до моря и село на мель. И его тоже разграбили и четверых русских взяли в плен. Остальных отпустили «голыми головами в море». И они пошли, заплакав… Когда путники вышли на берег, и тут их взяли в плен.

В Дербенте Афанасий просит помощи у Василия Панина, который благополучно дошел до Каспия, и Хасан-бека, чтоб заступились за людей, захваченных в плен, и вернули товары. После долгих хлопот людей отпускают, а больше ничего не возвращают. Считалось, то, что пришло с моря, - собственность владельца побережья. И разошлись они кто куда.

Иные остались в Шемахе, другие пошли работать в Баку. Афанасий же самостоятельно идет в Дербент, затем в Баку, «где огонь горит неугасимый», из Баку за море - в Ченокур. Здесь он живет полгода, месяц в Сари, месяц в Амале, о Рее он говорит, что здесь убили потомков Мухаммеда, от проклятия которого семьдесят городов разрушились. В Кашане он живет месяц, месяц в Езде, где «домашний скот кормят финиками». Многие города он не называет, потому как «много еще городов больших». Морем добирается до Ормуза на острове, где «море наступает на него всякий день по два раза» (впервые видит приливы и отливы), а солнечный жар может человека сжечь. Через месяц он, «после Пасхи в день Радуницы», направляется на таве (индийское судно без верхней палубы) «с конями за море Индийское». Доходят до Комбея, «где родится краска и лак» (основные продукты экспорта, кроме пряностей и тканей), а затем идут до Чаула.

У Афанасия ко всему, что касается торговли, живой интерес. Он изучает состояние рынка и досадует, что солгали ему: «говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец, да краска». Афанасий привез жеребца «в Индийскую землю», за которого заплатил сто рублей. В Джуннаре хан отбирает у Афанасия жеребца, узнав, что купец не мусульманин, а русин. Хан обещает вернуть жеребца и еще дать тысячу золотых в придачу, если Афанасий перейдет в мусульманскую веру. И срок назначил: четыре дня на Спасов день, на Успенский пост. Но накануне Спасова дня приехал казначей Мухамед, хорасанец (личность его до сих пор не установлена). Он заступился за русского купца. Никитину возвратили жеребца. Никитин считает, что «случилось Господне чудо на Спасов день», «Господь Бог сжалился… не оставил меня, грешного, милостью своей».

В Бидаре он опять интересуется товаром - «на торгу продают коней, камку (ткань), шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а съестного только овощи, а для Русской земли товара тут нет»… Живо описывает Никитин нравы, обычаи народов, живущих в Индии.

«И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, и все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много - дивятся белому человеку».

Все доступно любознательности русского путешественника: и сельское хозяйство, и состояние армии, и способ ведения войны: «Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи… да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами».

Особенно интересуют Афанасия вопросы веры. Он сговаривается с индусами пойти в Парват - «то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка». Он дивится, что в Индии семьдесят четыре веры, «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся…».

Афанасий горюет, что сбился с русского церковного календаря, священные книги пропали при разграблении корабля. «Праздников христианских - ни Пасхи, ни Рождества Христова - не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, я молю Бога, пусть он сохранит меня…»

Он читает звездное небо, чтобы определить день Пасхи. На «пятую Пасху» Афанасий решает возвращаться на Русь. И снова он записывает то, что видел своими глазами, а также сведения о разных портах и торгах от Египта до Дальнего Востока, полученные от знающих людей. Отмечает, где «родится шелк», где «родятся алмазы», предупреждает будущих путешественников, где и какие их поджидают трудности, описывает войны между соседними народами… Скитаясь по городам еще полгода, Афанасий добирается до порта - города Дабхола. За два золотых он отправляется до Ормуза на корабле через Эфиопию. Удалось поладить с эфиопами, и судно не ограбили.

Из Ормуза Афанасий посуху идет к Черному морю и добирается до Трабзона. На корабле он договаривается за золотой дойти до Кафы (Крым). Приняв за шпиона, его грабит начальник охраны города. Осень, непогода и ветры затрудняют переход моря. «Море перешли, да занес нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы тут пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец! Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь!»

Афанасий Никитин- автор и герой «Хождения», тверской купец (ум. до 1475 г. по дороге на Русь, не дойдя до Смоленска). А. Н. отправился в путешествие с коммерческой целью, но, видимо, изначально не предполагал оказаться в Индии. Получив верительные грамоты тверского князя Михаила Борисовича, А. Н. пошел в Ширван (Северный Азербайджан). А. Н. хотел присоединиться к каравану московского посла в Ширване Василия Панина, но разминулся «с ним. Это и сыграло роковую роль в жизни А. Н. Под Астраханью он и его товарищи были ограблены ногайскими татарами, и все товары А. Н. пропали. Дойдя до Дербента и встретившись там с Паниным, купцы просили его и «ширваншаха» (главу Ширванского княжества) о помощи и заступничестве. Купцам нужны были средства хотя бы дойти обратно до Руси, но им было в этом отказано. Это обстоятельство и заставило А. Н. идти дальше, что называется, куда глаза глядят, потому что на Руси у него ничего не осталось, более того, он был должен, и возвращение означало для него долговую яму. Далее путь А. Н. лежал через Баку в Персию («Хвалитьским», т. е. Каспийским, морем), а оттуда через Гурмыз и «Индийское море» в Индию.

А. Н. - герой-рассказчик с интересом отмечает необычные стороны жизни другого народа, описывает не только свои приключения, но и особенности быта и нравов людей. Сразу чувствуется в «Хождении» и «профессиональный» интерес А. Н.: он отмечает, откуда привозят товары («А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах - индийских кораблях»). А. Н. не ставит себя в центр повествования. Герой «Хождения» оказывается человеком внимательным и любопытным, восприимчивым к любой информации. Например, очень характерен для А. Н. быстрый переход от описания ярмарки, куда съезжается торговать «вся страна Индийская», к упоминанию местной легенды о птице гукук.

В «Хождении» отчетливо видно, что герой очень тоскует по родной земле. Описывая новые земли, А. Н. сравнивает их с Тверью («Велика Бутхана, с пол-Твери каменная…»). Время А. Н. пытается вычислять по православному календарю, считая годы по Пасхам, но признается, что сбился со счета и не мог правильно справлять этот праздник.

Одной из наиболее интересных черт «Хождения» можно считать то, что в нем отразилось несоответствие идеального образа Индии и реальной страны, куда попал А. Н. В Древней Руси Индия казалась землей блаженной, богатой, расположенной недалеко от рая, такой она представляется, например, в «Сказании об Индийском царстве». В «Хождении» не упоминается о знакомстве А. Н. с этим конкретным памятником, но вполне вероятно, что именно эти идеальные представления и послужили причиной того, что А. Н., лишившись всего своего имущества, отправляется именно в Индию. Здесь же он сталкивается с тем, что постоянно ощущает себя иноземцем. Более того, А. Н., будучи православным, оказывается в сложной обстановке, поскольку ему приходится общаться с представителями разных вероисповеданий: мусульманами и индуистами. Но если индуисты не претендовали на единственность своей религии, то для мусульман, как и для христиан, представление об истинности только своей религии является основой вероисповедания. В научной литературе высказывались различные точки зрения нас решение А. Н. вопроса веры, т. е. перешел он в мусульманство или нет. Вне зависимости от того, как поступил в жизни реальный А. Н., герой А. Н. в «Хождении» предстает человеком, который всеми силами стремится сохранить чистоту православной веры. Ю. М. Лотман отмечает, что в «Хождении» отсутствуют средневековые представления о географическом пространстве как о различных ступенях благости и греха, т. е. противопоставление «чистых», «благодатных» и «нечестивых» мест. Нравственный потенциал героя зависит от него самого, а не от того, где он в данном случае находится.

В научной литературе кон. XIX - нач. XX в. господствовал взгляд на А. Н. как на фигуру государственного значения, путешественника, попавшего в Индию с определенной миссией «торгового разведчика». На основании этого мнения сложился советский миф о герое-первооткрывателе А. Н., который был положен в основу художественного фильма «Хождение за три моря» (1958г., авторы сценария А. Аббас, М. Смирнова, постановка X. Аббаса и В. Пронина). В этом фильме А. Н. предстает противником португальца Мигуэля, который соперничает с А. Н. из-за приоритета открытия Индии и устраивает русскому путешественнику всякие пакости.

Наверняка вам любопытно было бы узнать, что открыл Афанасий Никитин. Прочитав эту статью, вы узнаете, где побывал этот Годы жизни Афанасия Никитина - 1442-1474(75). Он родился в Твери, в семье Никиты, крестьянина, поэтому Никитин - это отчество, а не фамилия путешественника. У большинства крестьян в то время фамилий не было.

Лишь частично известна историкам его биография. Не существует достоверных сведений о юности и детстве этого лишь, что он стал купцом в довольно молодом возрасте и посещал Крым, Византию, Литву и другие государства по торговым делам. Довольно успешными были коммерческие предприятия Афанасия: он возвращался благополучно с заморским товаром на родину.

Ниже представлен находящийся в Твери.

В 1468 году Афанасий предпринял экспедицию, в ходе которой побывал в странах Востока, в Африке, Индии и Персии. описано в книге под названием "Хождение за три моря" Афанасия Никитина.

Ормуз

Никитин через Баку отправился в Персию, после чего, перебравшись через горы, поехал дальше на юг. Он без спешки совершал свое путешествие, останавливаясь подолгу в селениях и изучая местные языки, а также занимаясь торговлей. Афанасий прибыл весной 1449 года в Ормуз - большой город, расположенный на пересечении различных торговых путей: из Индии, Китая, Малой Азии и Египта.

В России уже были известны товары из Ормуза. В особенности же славился ормузский жемчуг. Афанасий Никитин, узнав о том, что в из этого города экспортируют лошадей, решил совершить рискованное предприятие. Он купил арабского жеребца и сел на корабль в надежде перепродать его выгодно в Индии. Афанасий отправился в город Чаул. Так продолжилось русское открытие Индии. Афанасий Никитин добирался сюда морским путем.

Первые впечатления об Индии

Шесть недель заняло плавание. Сильнейшее впечатление на купца произвела Индия. Путешественник, не забывая о торговле, увлекся также этнографическими исследованиями. Он записывал подробно в свои дневники увиденное. В его записях Индия предстает чудесной страной, в которой все совсем не так, как на Руси. Афанасий писал, что все люди здесь ходят нагие и черные. Его поражало, что даже небогатые жители носят украшения из золота. Сам Никитин, к слову, также поразил индийцев. Редко доводилось раньше местным жителям видеть белых людей. Никитину не удалось в Чауле выгодно продать своего жеребца. Он направился в глубь страны, побывав в небольшом городе, находящемся в верховьях Сины, а затем в Джуннаре.

О чем писал Афанасий Никитин?

Афанасий Никитин в своих путевых заметках отмечал бытовые подробности, описывал достопримечательности и местные обычаи. Это было чуть ли не первое описание быта Индии не только для Руси, но и для Европы. Афанасий писал о том, какую пищу едят местные жители, чем они кормят домашний скот, какими товарами торгуют, как одеваются. Им даже был описан процесс изготовления хмельных напитков, а также обычай хозяек дома в Индии спать в одной постели с гостями.

История, произошедшая в крепости Джуннар

В крепости Джуннар путешественник задержался не по собственной воле. Местный хан отобрал жеребца у Афанасия, когда узнал, что тот пришелец из Руси, а не басурманин, и выставил условие иноверцу: или он принимает ислам, или не только не вернет своего коня, но и будет продан ханом в рабство. На размышление было дано четыре дня. Лишь случай спас русского путешественника. Ему повстречался Мухаммед, старый знакомый, который поручился за чужестранца перед ханом.

Никитин изучал в течение двух месяцев, которые он провел в Джуннаре, сельскохозяйственную деятельность населения. Он заметил, что в Индии сеют и пашут пшеницу, горох и рис в сезон дождей. Он также описывает местное виноделие. Кокосовые орехи используются в нем в качестве сырья.

Как Афанасий продал коня

Афанасий посетил после Джуннара город Алланд. Здесь была большая ярмарка. Купец хотел продать но этого сделать вновь не удалось. И без него на ярмарке было много хороших коней.

Афанасию Никитину только в 1471 году удалось его продать, да и то без выгоды, а то и с убытком. Произошло это в городе Бидаре, куда прибыл путешественник, пережидая сезон дождей в других поселениях. Он надолго остановился здесь, сдружился с местным населением. Афанасий рассказал жителям о своей вере и земле. Индусы также поведали многое о своем семейном укладе, молитвах, обычаях. Множество записей Никитина посвящено вопросам религии местных жителей.

Парват в записях Никитина

Следующее, что открыл Афанасий Никитин, был священный город Парват. Он прибыл сюда, на берег Кришны, в 1472 году. Из этого города шли верующие со всей Индии на ежегодные празднества, которые посвящены были Никитин отмечает в своих дневниках, что место это имеет столь же важное значение для индийских брахманов, как Иерусалим для христиан.

Дальнейшее путешествие Афанасия Никитина

Еще полтора года путешествовал по Индии купец, пытаясь вести торговлю и изучая местные нравы. Но коммерческие предприятия (то, зачем Афанасий Никитин ходил за три моря) потерпели крах. Подходящего для вывоза на Русь из Индии товара он так и не отыскал.

Афанасий Никитин посетил на обратном пути Африку (восточное побережье). В Эфиопских землях, согласно дневниковым записям, ему чудом удалось избежать ограбления. Путешественник откупился хлебом и рисом от разбойников.

Обратный путь

Путешествие Афанасия Никитина продолжилось тем, что он возвратился в Ормуз и пошел на север через Иран, где в то время велись военные действия. Афанасий миновал Кашан, Шираз, Эрзинжан и оказался в Трабзоне, турецком городе, находящемся на южном побережье Черного моря. Возвращение казалось близким, но удача отвернулась вновь от Никитина. Турецкие власти взяли его под арест, так как приняли за иранского шпиона. Так Афанасий Никитин, русский купец и путешественник, оказался лишен всего своего имущества. Все, что осталось у него, - его дневник.

Афанасий занял денег на дорогу под честное слово. Он хотел добраться до Феодосии, где планировал встретить русских купцов и отдать долги с их помощью. В Кафу (Феодосия) он смог добраться лишь в 1474 году, осенью. Никитин провел зиму здесь, завершив записки о путешествии. Весной он решил отправиться обратно в Россию по Днепру, в Тверь. На этом закончилось путешествие в Индию Афанасия Никитина.

Смерть Афанасия Никитина

Но вернуться не суждено было путешественнику: он умер в Смоленске при невыясненных обстоятельствах. Вероятно, годы лишений и скитаний подорвали здоровье Афанасия. Спутники его, московские купцы, доставили в Москву его рукописи и передали их Мамыреву, дьяку, советнику Ивана III. Записи позже включены были в летописи 1480 года.

Они были обнаружены в 19-м веке Карамзиным и опубликованы под авторским заглавием в 1817 году. Упоминаемые в названии этого труда три моря - Каспийское, Черное и Индийский океан.

Что открыл Афанасий Никитин?

Задолго до прибытия европейцев в Индию в этой стране оказался русский купец. Морской путь сюда открыт был Васко да Гама, португальским купцом, несколько десятилетий спустя.

Хотя коммерческая цель достигнута не была, результатом путешествия стало первое описание Индии. В Древней Руси до этого она была известна только по легендам и некоторым литературным источникам. Человек 15-го века смог увидеть эту страну собственными глазами и талантливо поведать об этом соотечественникам. Он писал о государственном строе, религиях, торговле, экзотических животных (слонах, змеях, обезьянах), местных нравах, а также зафиксировал некоторые легенды.

Также Никитин описал местности и города, в которых не побывал сам, но о которых ему рассказали индийцы. Он упоминает, в частности, остров Цейлон, Калькутту, Индокитай, которые были в то время неизвестны русским. Поэтому то, что открыл Афанасий Никитин, имело большую ценность. Тщательно собранные сведения сегодня позволяют нам судить о геополитических и военных устремлениях правителей Индии того времени, об их армии.

"Хождение за три моря" Афанасия Никитина - первый текст такого рода в истории русской словесности. Неповторимое звучание сочинению придает то, что путешественник не описывал исключительно святые места, как паломники до него. Не различные объекты христианской религии попадают в поле его зрения, а люди с другими верованиями и укладом жизни. Записки лишены внутренней цензуры и официальности, чем особенно ценны.

Василий Мамырев, передавший составителю неофициального свода 80-х годов записки Никитина, никогда не был посольским дьяком и не занимался посольскими делами; нам ничего неизвестно и о его поездке на Ближний Восток. 13 Деятельность Василия Мамырева была связана исключительно с внутренними делами. Исследователи, приписывающие Василию Мамыреву внешнеполитическую деятельность, смешивают Василия с его братом - Данилой Мамыревым, который ездил в Италию (но ію на Ближний Восток) и вел дипломатические переговоры, одпако также не был «дьяком посольского приказа» (такого приказа вообще не существовало в XV веке). 14 Во всяком случае, никаких широких выводов из того факта, что «тетради» Никитина передал одному из летописцев Василий

11 Насонов А. Н. Летописные памятники Тверского княжества. Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук, 1930, № 9, с. 715-721; Лурье Я. С.:

1) Археографический обзор. - В кн.: Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466-1472 гг., 2-е изд., дополненное и переработанное. М.; Л., 1958, с. 171-176;

2) Подвиг Афанасия Никитина (к 500-летию начала его путешествия). Известия Всесоюзного Географического общества, т. 99, вып. 5, 1967, с. 436-437; 3) Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976, с. 224-225, 227-228; К у ч к и н В. А. Судьба «Хожения за три моря» Афанасия Никитина в древнерусской письменности. - Вопросы истории, 1969, № 5, с. 76-77.

12 Л у р ь е Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв., с. 172-174, 198-209; ср.: Кучки н В. А. Судьба «Хожения за три моря»..., с. 71-75.

13 См. ниже, Комментарии, прим. 4. Ср.: Веселовский С. Б. Приказпые дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975, с. 316; Куч кин В. А. Судьба «Хожения за три моря»..., с. 69-71. Наличие греческих записей в рукописи Мамырева, переписанной для Василия II, побудило В. А. Кучкина высказать мысль, что «не исключена вероятность, что в юности он совершил путешествие на Афон, куда русские люди в XV в. ездили довольно часто». Но, конечно, это - простая догадка.

14 Веселовский С. Б. Приказные дьяки и подьячие XV-XVII вв., с. 316.

5 Хожение за три моря

Мамырев, сделать невозможно. Невозможно говорить и о споре из-за приоритета в открытии Индии между Россией и Португалией в конце XV века, ибо в это время еще сама Португалия не была «открыта» русскими, 15 а Россия - португальцами.

Другая тенденция в характеристике «Хожения за три моря» заключалась в подходе к самим его запискам не как к непосредственной записи впечатлений путешественника, а как к сложному литературному памятнику, требующему своеобразной «дешифровки».

Такой «дешифровкой» литературного замысла занимался известный филолог Н. С. Трубецкой в статье, опубликованной за рубежом еще в 20-х годах и недавно переизданной. Н. С. Трубецкой стремился понять эстетическую ценность «Хожения»; он предлагал «подойти к произведениям древнерусской литературы с теми же научными методами, с которыми принято подходить к новой русской литературе. ..», получить «возможность воспринимать и самую художественную ценность этих произведений». 16 Однако решение этой плодотворной задачи осложнялось тем, что, по мнению самого Трубецкого, «наши эстетические мерила настолько отличаются от древнерусских, что непосредственно эстетически чувствовать древнерусские литературные произведения мы почти не можем...». 17 Основное внимание Н. С. Трубецкой уделил поэтому композиции «Хожения», чередованию в нем «довольно длинных отрезков спокойного изложения с более короткими отрезками религиозно-лирических отступлений», причем в расположении «отрезков спокойного изложения» обнаруживалась, по мнению исследователя, определенная симметрия: «статичность» этих описаний нарастала от начала повествования к середине, а к концу постепенно они вновь утрачивали эту «статичность» («отрезки спокойного изложения» приобретали, как и в начале, более «динамический» характер). 18 В чередовании «отрезков спокойного изложения» с короткими «религиозно-лирическими отступлениями» Н. С. Трубецкой усматривал черты сходства «Хожения за три моря» с паломническими «хожениями», но считал, что Никитин не следовал паломнической литературе, а отталкивался от нее. По его мнению, Афанасий Никитин, нагромождая экзотические слова со своеобразными звукосочетаниями, «сознательно шел на то, что читатели не поймут его», ставя своей целью «создание определенного эффекта экзотики, достигаемой необычностью звукосочетаний

15 Ср.: Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности XV- XVI вв. Л, 1980, с. 108-116.

16 Т р у б с ц к о й Н. С. «Хожение за три моря» Афанасия Никитина как литературный памятник. - В кн.: Семиотика. Составление, вступительная статья и общая редакция Ю. С. Степанова. М., 1983, с. 438 (далее: Труб.). Первоначально статья Н. С. Трубецкого была напечатана в журнале «Версты», 1926, № 1.

17 N. S. Trubetzkoy’s Letters and Notes. Hagae; Paris, 1975, p. 86. Cp.: Titu- nik J. B. Between Formalism and Structuralism. N. S. Trubelzkoys «The Journey beyond the Three Seas by Afonasij Nikitin, as a biterary Monument». - В кн.: Sound, Sign and Meaning. Quinquagenary of the Prague tinguistic Circle / Ed. by L. Maleika. XMichigan Slavic^Gontributions, N 6). Ann. Arbor, 1976, p. 305.

18 Труб., c. 439-146.

в, связи с непонятностью самих фраз». 19 Как справедливо заметил исследователь научного творчества Н. С. Трубецкого, в этом случае «Трубецкой видел в тексте Афанасия Никитина особенно крайний пример того, что формалисты называли «установкой на выражение» и, более того, в форме, близкой к «заумному языку», тому самому материалу, которому были посвящены первоначальные теории формалистов». 20 Служа «средством повышения чуждости и экзотичности», нагромождение восточных слов вместе с тем играло, согласно Н. С. Трубецкому, и «символическую роль». В Индии Никитин молился и рассуждал о вере «по-русски, т. е. непонятно окружающим»; после возвращения в Россию «перемена окружения вызвала переворачивание наизнанку языковых выражений психического состояния», и Никитин на восточных языках «пишет теперь такие мысли, которые в Индии приходили ему в голову по-русски.. .». 21 Как именно происходило такое «переворачивание наизнанку языковых выражений»? Вел ли Никитин в Индии дневник и на каком языке? Никакого ответа на эти естественные вопросы мы у автора не находим.

Заметим, что симметричное расположение фрагментов «Хожепия» не было доказано Н. С. Трубецким. Предложенное им разделение текста на отрезки «спокойного изложения» и «религиозно-лирические отступления» весьма субъективно: многие отрывки, отнесенные Н. С. Трубецким к числу «религиозно-лирических», включают описания и «статического» и «динамического» характера; ряд разделов совсем пропущен и никак не охарактеризован исследователем. 22 Но и самая постановка такой композиционной задачи Афанасием Никитиным вызывает серьезные сомнения. Н. С. Трубецкой не задавался вопросом, как мог Никитин в то короткое время, которое оставалось ему жить после возвращения на Русь (Литовскую), расположить столь симметрично отдельные части своего сочинения или проделать ту лингвистическую метаморфозу («переворачивание наизнанку языковых выражений»), которую приписывал ему исследователь. Композиция литературного произведения, конечно, содействует его «художественной ценности», но возможна ли такая единая композиция (с симметрично построенным концом и началом) в сочинениях, н^исан- ных как дневник и не подвергшихся существенной авторской переработке- скажем, в дневпиках Л. Н. Толстого? Мнение Н. С. Трубецкого о сознательном, столь изысканном расположении Никитиным отдельных частей его рассказа неразрывно связано с предположением, что «Хоже- ние» было нс путевыми записками, а памятником, созданным с начала до конца уже после его путешествия.

«Плодом единого литературного замысла, осуществленного после возвращения из путешествия за три моря, т. е. по дороге в Смоленск», т. е. мемуарами, написанными задним числом, считали «Хожение» и авторы, ставившие вопрос о его литературном характере среди других вопросов,

Афанасий Никитин (ум. до 1475 г.) — тверской купец, автор «Хожения за три моря» — рассказа о путешествии в Индию и описания этой страны.

Биографические сведения о А. Н. известны нам только из «Хожения» и летописного текста, содержащего одну из его редакций. В летописи рассказывается, что «написание Офонаса тверитина купца» попало к летописцу в 1475 г. через дьяка Василия Мамырева после того, как А. Н. на обратном пути, «Смоленьска не дошед, умер». Даты отъезда и возвращения А. Н. летописцу известны не были, но он выяснил, что великокняжеский посол Василий Папин, одновременно с которым А. Н. начинал свое путешествие, ходил на Северный Кавказ «за год до казанского похода» князя Юрия, т. е. за год до одного из походов брата Ивана III Юрия Васильевича на Казань в 1467—1469 гг. Очевидно, это путешествие не могло начаться ранее 1466 г., ибо в этом году вступил на престол упомянутый в «Хожении» Касим-султан. Таким образом, путешествие А. Н. происходило между 1466 и 1475 гг. В научной литературе до последнего времени путешествие А. Н. датировалось 1466—1472 гг. на основе не очень ясных указаний Никитина о времени, когда он праздновал «Велик день» (пасху) в Ормузе (Гурмызе). Однако сам А. Н. неоднократно указывал, что не мог в Индии точно определить время пасхи и «гадал по приметам», исходя из мусульманских праздников. Расчет на основе указаний А. П. на мусульманские праздники (курбан-байрам) и сопоставление его известий по истории Индии с данными индо-персидских источников дают основание датировать путешествие А. Н. скорее 1471—1474 гг. (Л. С. Семенов).

В научной и научно-популярной литературе путешествию А. Н. часто придается большой практический или даже государственный смысл — А. Н. рассматривается как «торговый разведчик» Ивана III, «предприимчивый купец», разыскивавший некогда существовавший, но потерянный путь в Индию; особое значение придается тому, что его записки передал одному из летописцев Василий Мамырев, в котором видят «дьяка посольского приказа» (М. Н. Тихомиров, Н. В. Водовозов, Н. И. Прокофьев). Текст «Хожения» никак не подтверждает такого взгляда. Отправившийся в Северный Азербайджан (Ширван), А. Н. имел с собой, как видно из летописной редакции «Хожения», только верительные грамоты своего государя — великого князя Михаила Борисовича Тверского и тверского архиепископа. Он пытался было пристроиться в шедшему по Волге каравану московского посла в Ширван Василия Папина, но разминулся с ним и встретил Папина лишь в Дербенте. Под Астраханью А. Н. и его товарищи были ограблены ногайскими татарами; они обратились к «ширваншаху» (местному государю) и послу Папину, но помощи не получили: «И мы заплакав да разошлися кои куды: у кого есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, а тот пошел, куда его очи понесли». В числе тех, кто имел долги на Руси, и кому путь домой был закрыт из-за опасности разорения и несостоятельного должничества, был А. Н. Направившийся «от многой беды» из Дербента в Баку и в Персию, вдоль «Хвалитьского» (Каспийского) моря, а оттуда через Гурмыз и «Индийское море» в Индию, А. Н. явно не имел с собой каких-либо значительных товаров. Единственный товар, который он, судя по «Хожению», рассчитывал продать в Индии, был привезенный им с большим трудом конь, да и то этот товар принес ему больше неприятностей, чем дохода: мусульманский хан Чюнера (Джунира) отобрал у него коня, требуя, чтобы А. Н. перешел в ислам, и только помощь знакомого персидского купца помогла путешественнику вернуть назад его собственность. Не достигнув каких-либо торговых успехов, А. Н. пришел к весьма пессимистическому выводу о возможностях торговли в Индии для русских купцов: «Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю; все товар белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево... А пошлин много, а на море разбойников много». Едва ли можно рассматривать путешествие А. Н. как важный этап в истории европейских географических открытий XV—XVI вв. и говорить о приоритете А. Н. по отношению к португальскому путешественнику Васко да Гаме: в это время сама Португалия еще не была «открыта» Россией, а Россия — Португалией; русские земли входили в совсем иную географическую систему, чем страны западного Средиземноморья.

Василий Мамырев, получивший записки А. Н., никогда не был посольским дьяком. Путешествие А. Н. было предпринято на свой риск и страх, без какой-либо официальной помощи. Однако именно это обстоятельство делает его подвиг особенно поразительным. Когда А. Н. через шесть лет после начала своего путешествия с бесчисленными трудами, через «Стембольское» (Черное) море, вернулся на Русь, он едва ли был более способен расплатиться с долгами, чем в начале пути. Единственным плодом путешествия А. Н. были его записки — «Хожение за три моря».

«Хожение за три моря» дошло в двух изводах конца XV в. — Летописном, сохранившемся в летописях Львовской и Софийской II ; основанных на своде 1518 г., в свою очередь отразившем независимый летописный свод 80-х гг. XV в., и Троицком (Ермолинском) сборнике конца XV в. ГБЛ, 304, III, № 4, содержащем также летопись Ермолинскую ; к Троицкому изводу восходит и Сухановский извод «Хожения» XVII в. (дошедший в двух списках), где памятник подвергся существенной идеологической редактуре. Кроме того, небольшие отрывки из «Хожения», имеющие совпадения с Троицким изводом, дошли в сборнике конца XV в. — ГБЛ, ф. 178, собр. Музейное, № 3271.

Вопрос о происхождении редакций «Хожения» решался в научной литературе по-разному. И. И. Срезневский полагал, что основные редакции XV—XVI вв. имели своим источником различные версии авторского текста, которые А. Н., переписывая, исправлял и изменял. Мнение о «Хожении», как о сочинении, написанном А. Н. после окончания путешествия, было поддержано и другими авторами (Н. С. Трубецкой, Н. В. Водовозов и др.). Представляется, однако, более убедительным мнение, что А. Н. не успел закончить и оформить свои записки и оставил только один вариант своего сочинения (В. П. Адрианова-Перетц, Р. Терегулова, Г. П. Уханев); две версии были созданы уже редакторами — переписчиками конца XV — начала XVI в. При этом, по-видимому, Летописный и Троицкий изводы восходили, независимо друг от друга, к архетипу (авторскому тексту); в Троицком изводе текст подвергся более значительной обработке — были устранены некоторые черты, отражающие тверское происхождение автора, сглажены элементы просторечия.

«Хожение за три моря» — чрезвычайно своеобразный памятник древнерусской литературы. Своеобразие его часто воспринималось как следствие сознательной стилизации, осуществленной А. Н. при написании книги уже после возвращения из путешествия; в многочисленных записях А. Н. на особом тюркском жаргоне видели особый литературный прием — стремление придать «экзотичность» повествованию. Н. С. Трубецкой считал характерным для «Хожения» чередование «довольно длинных отрезков спокойного изложения с более короткими отрезками религиозно-лирических отступлений», причем в расположении «отрезков спокойного изложения» обнаруживалась, по мнению исследователя, «поразительная симметрия»: «статичность» этих описаний нарастала от начала повествования к середине, а к концу они вновь обретали «динамический» характер. Однако симметрическое расположение фрагментов «Хожения» не было доказано Н. С. Трубецким; разделение текста на отрезки «спокойного изложения» и «религиозно-лирические отступления» сугубо субъективно; ряд отрывков, отнесенных к числу «религиозно-лирических», включает описания и «статического» и «динамического» характера, несколько разделов совсем не учтено в этой схеме.

Предположение о написании «Хожения» в то короткое время, которое осталось А. Н. жить после возвращения из путешествия, весьма сомнительно. А. Н. вернулся в Россию (в Западную, Литовскую Русь) уже, очевидно, больным — он умер, не добравшись до Смоленска. Записи его доведены до приезда в Крым на обратном пути, самый характер записей указывает на их современность событиям. Единственный литературный жанр древней письменности, с которым «Хожение за три моря» обнаруживает явное сходство, это «хожения» или «паломники» в Святую землю — такие, например, как «Хождение» игумена Даниила или описания путешествий на Флорентийский собор в 1439 г. Как и рассказы паломников, «Хожение за три моря» было путевым дневником, хотя и ведшимся не ежедневно, а через какие-то временные интервалы; ведя записи о своих приключениях, автор явно еще не знал, как они окончатся: «Уже проидоша 2 Великыа дни в бесерменьской земле, а христианства не оставих; далее бог ведает, что будетъ... Пути не знаю, иже камо поиду из Гундустана...». Впоследствии А. Н. все-таки нашел путь «из Гундустана», но и в последней части записи его странствий точно следуют за ходом путешествия и обрываются на прибытии в Кафу (Феодосию).

Литературное значение «Хожения за три моря» определяется именно тем обстоятельством, что оно было совершенно неофициальным памятником, свободным от канонов и традиций древнерусской церковной или официальной светской литературы. Даже сходство «Хожения» А. Н. с «хожениями» паломников было чисто внешним — путешествие его, как мы знаем, имело не «деловой» и не религиозно-ритуальный, а совершенно личный характер. Записывая свои впечатления на чужбине, А. Н., вероятно, надеялся, что «Хожение» когда-нибудь прочтут «братья рустии християне»; опасаясь недружественных глаз, он записывал наиболее рискованные мысли не по-русски. Но все эти читатели предвиделись им в будущем. Пока же А. Н. просто, но с поразительным умением выделить «сильные детали», описывал то, что он видел вокруг: «И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги... А детей у них много, а мужики и жонки все наги, а все черныя: аз куды хожу, ино за мной людей много, да дивуются белому человеку...».

Попавший в чужую страну, тверской купец далеко не все понимал в окружающей обстановке. Как и большинство людей, оказавшихся вдали от родной земли, он мог преувеличивать услышанное, делая поспешные обобщения — например, в рассказе о пристрастии «черных женок» в стране «Чин и Мачин» (Китае) к чужеземцам: «А жены их с мужи своими спять в день, а ночи жены их ходять к гарипом да спять с гарипы», причем еще платят им «олафу» (жалованье), «да приносят с собою яству сахорную да вино сахарное, да кормять да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черные велми; а у которые жены от гостя зачнется дитя, и муж дает алафу...». О некотором легковерии А. Н. свидетельствуют и его рассказы о птице «гукук», испускающей изо рта огонь, и о «князе обезьянском», который посылает многочисленную обезьянью рать на своих противников (отголосок индийских сказаний о Ханумане).

Но там, где А. Н. опирался не на рассказы своих собеседников, а на собственные наблюдения, взгляд его оказывался верным и трезвым. Индия, увиденная А. Н., совсем не походила на полную «всякого богатьства» страну, где все счастливы «и нет ни татя, ни разбойника, ни завидливого человека», описанную в Сказании об Индийском царстве . Несмотря на все своеобразие Индии по сравнению с русскими землями, А. Н. увидел в ней хорошо знакомую ему картину человеческих отношений: «А земля людна вельми, и сельскыя люди голы вельми, а бояре сильны добре, и пышны вельми». А. Н. пребывал в основном на территории наиболее сильного мусульманского государства южной Индии — государства Бахманидов со столицей в «Бедере» (Бидаре), он был свидетелем войн, который вел визирь Бахманидов Махмуд Гаван (носивший титул «старшина купцов», «мелик-ут-туджар», в связи с чем А. Н. называл его «мелик-тучар») с соседними индуистскими государствами. А. Н. отчетливо осознавал разницу между завоевателями — «бесерменами» и основным населением — «гундустанцами»; он отметил, что из 26 визирей, вышедших в военный поход, было только 4 индийских визиря, «и султан ополелся на индеян, што мало вышло с ним». Заметил он и то, что мусульманский хан «ездит на людях», хотя «слонов у него и коний много добрых», а «гундустанции все пешеходы... а все наги да босы». «Гарип» (чужеземец), обиженный «бесерменским» ханом, А. Н. сообщил «индеянам», что он «не бесерменин»; он не без гордости отметил, что «индеяне», тщательно скрывающие от мусульман свою повседневную жизнь, от него не стали «крытися» (скрываться) «ни в чем, ни в естве, ни о торговле, ни о маназу (молитве), на о иных вещех, ни жон своих не учали крыти».

В отличие от «индеян» (индуистов), «бесермене» (мусульмане) неоднократно пытались обратить А. Н. в ислам, и могущество мусульманского бехманидского султана не могло не произвести на него впечатления. «Такова сила султана индейскаго бесерменьскаго», — заметил он, перечислив огромное войско «Бидарекого князя», и прибавил по-тюркски: «А Мухаммедова вера им годится. А правую веру бог ведает». Это обстоятельство, по-видимому, оправдывало в глазах А. Н. пользование мусульманским именем («Хозя Юсуф Хорасани») и употребление мусульманских молитв. Одной из таких молитв (где в соответствии с Кораном, упоминается «Иса рух оало» — «Иисус дух божий») и заканчивается «Хожение».

Значит ли это, что А. Н. в Индии (как предполагает Г. Ленхофф) обратился в ислам? Такому предположению противоречат многократные заявления автора «Хожения» о его отпоре давлению «бесермен» и верности христианству — у нас нет оснований не верить этим заявлениям. Скорее можно предполагать иное. Пребывание А. Н. в Индии в роли бесправного «гарипа» (иноплеменника, метэка) и общение с представителями иных вер оказало, по-видимому влияние на его мировоззрение. Взгляды А. Н. могут быть определены как своего рода синкретический монотеизм, выраженный А. Н. в следующей формуле: «А правую веру бог ведаеть, а праваа вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту». Итак, признаками «правой веры» являются для А. Н. только единобожие и моральная чистота. Такое определение «правой веры» явно не укладывалось в рамки русского православия XV в., как и христианской ортодоксии вообще. Выходящим за рамки ортодоксии было, естественно, не само требование моральной «чистоты», а то обстоятельство, что такая «чистота» и единобожие объявлялись необходимыми и достаточными условиями «правой веры» (именно поэтому, очевидно, данная фраза, вместе с мусульманскими молитвами, была исключена из Сухановского извода). У нас нет данных о связях А. Н. с еретическим движением конца XV в. (такую связь предполагал А. И. Клибанов, но первые достоверные свидетельства о новгородско-московской ереси относятся к несколько более позднему времени), однако заслуживает внимания совпадение его взглядов с воззрениями еретиков, считавших, судя по сочинениям их противников, что человек, творящий «правду», «приятен» богу независимо от того, крещен он или нет.

Но несмотря на такие черты вольномыслия у А. Н., отрыв от родной земли воспринимался тверским путешественником очень болезненно. Любовь к родине не заслоняла для него очень острых воспоминаний о несправедливостях в родной земле, однако и эти несправедливости не стирали память о родине: «Русская земля да будет богом хранима!.. На этом свете нет страны, такой как она, хотя князья (тюркское «бегъляри» — «беки», «эмиры») Русской земли — не братья друг другу. Пусть же устроится Русская земля устроенной, хотя правды мало в ней!» (все эти слова написаны по-тюрко-персидски — приводим их в новом переводе А. Д. Желтякова). Рассуждения А. Н. об отсутствии «братских» отношений между русскими князьями перекликаются с идеями общерусского летописного свода середины XV в., получившего отражение в летописях Софийской I и Новгородской IV . Но в конце XV в. эти рассуждения, как и утверждение, что в Русской земле «правды мало», а также религиозные взгляды А. Н., если бы он стал их проповедовать, могли принести ему серьезные неприятности. Но этого не случилось: тверской купец умер, не добравшись до родной земли.

«Хожение за три моря» — не искусственно стилизованное сочинение, а человеческий документ поразительной художественной силы. Написанные для себя записки А. Н. представляют собой один из наиболее индивидуальных памятников Древней Руси. Образ автора, не сочиненный, а естественно выраженный благодаря писательскому таланту автора, ощущается в этом произведении несравненно ярче, чем в большинстве литературных памятников того времени: мы знаем А. Н., представляем его личность лучше, чем личность большинства русских писателей с древнейших времен до XVII в. И именно поэтому, когда мы читаем в «Хожении» слова сочувствия А. Н. «голым сельским людям» Индии, то эти слова зслуживают несравненно больше доверия, чем если бы они исходили от дипломата или «торгового разведчика».

«Хожение за три моря» — пример того стихийного возникновения художественной литературы из деловой письменности, которое характерно для XV в. Своей непосредственностью и конкретностью «Хожение за три моря» напоминает записку Иннокентия о последних днях жизни Пафнутия Боровского и предвосхищает величайший памятник древнерусской литературы — Житие протопопа Аввакума.

Научное издание «Хожения» по всем спискам и с разночтениями трижды выходило в свет в академической серии «Литературные памятники» (1948, 1958, 1986).

Изд . : ПСРЛ. СПб., 1853, т. 6, с. 330—358; СПб., 1910, т. 20, 1-япол., с. 302—313; Major R. Н . India in the XV century being a collection of narratives and voyages to India. London, 1857 (пер. наангл. яз.); М eyer K. H. Die Fahrt des Athanasius Nikitin über drei Meere. Leipzig, 1920 (пер. на нем. яз.); Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466—1477 гг. М.; Л., 1948 (2-е изд., доп. и перераб. — М.; Л., 1958); Афанасий Никитин. Хожение за три моря / С перелож. ритмич. речью, предисл. и ком. Н. Водовозова. М., 1950; Putováni ruského kupce Afanasije Nikitina přes tře moře / Připravil V. Lesńy. Praha, 1951 (пер. на чеш. яз.); Willman - Grabowsha H . Atanasy Nikitin: Wedrówka za trzy morza. Wrocław, 1952 (пер. на польск. яз.); Хожение за три моря. М., 1960 (с пер. на англ. яз. и хинди); Die Fahrt der Afanasy Nikitin über drei Meere, 1466—1472, vom ihm selbst niedergeschrieben. München, 1966; Verdiani C. Afanasij Nikitin: Il viaggio al di là dei tre mari. Firenze, 1968 (пер. наит. яз.); Afanasy Nikitin’s Journey across three seas // Zenkovsky. Medieval Russia’s epics, chronicles, and tales. Newed. New York, 1974 (пер. на англ. яз.); Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466—1472 г. / Предисл., подг. текста, пер., ком. П. И. Прокофьева. М., 1980; Athanase Nikitin . Le voyage au dela des trois mers. Paris, 1982 (пер. на фр. яз.); ПЛДР. 2-я пол. XV в. М., 1982, с. 443—477; Хожение за три моря / Изд. подг. Я. С. Лурье и Л. С. Семенов. Л., 1986.

Лит. : Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1817, т. 6, с. 344—346, примеч. 629; Срезневский И. И. Хожение за три моря Афанасия Никитина в 1466—1472 гг. // Учен. зап. II отд. имп. АН. СПб., 1856, т. 2, вып. 2; Минаев И. Старая Индия: Заметки на Хожение Афанасия Никитина. СПб., 1882 (отд. отт. из ЖМНП за 1881, № 6—7); Трубецкой Н. С. Хожение Афанасия Никитина как литературный памятник // Версты, 1926, № 1 (переизд. в кн.: Семиотика / Сост., вступ. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова. М., 1983, с. 437—461); Терегулова Р. Хожение Афанасия Никитина как памятник русского литературного языка XV в. // Учен. зап. Тамбов. гос. пед. ин-та, 1941, вып. 1, с. 136—157; Богданов В. В. Путешествие Афанасия Никитина // Изв. ВГО СССР. М.; Л., 1944, с. 74, вып. 6, с. 330—336; Кунин К. Путешествие Афанасия Никитина. М., 1947; Осипов А. М., Александров В. А., Гольдберг Н. М. Афанасий Никитин и его время. М., 1951 (2-е изд. М., 1956); Уханов Г. П. Синтаксис «Хожения за три моря». Автореф. канд. дис. Калинин, 1952; Ильин М. А. Афанасий Никитин — первый русский путешественник в Индию. Калинин, 1955; Водовозов Н. В. Записки Афанасия Никитина об Индии XV в. М., 1955; Зимин А. А. Новые списки «Хожения» Афанасия Никитина // ТОДРЛ. М.; Л., 1957, т. 13, с. 437—439; Клибанов А. И. 1) У истоков русской гуманистической мысли // Вестн. ист. мировой культуры, 1958, вып. 2, с. 45—66; 2) Свободомыслие в Твери в XIV—XV вв. // Вопр. ист. рел. и атеизма. М., 1958, вып. 6, с. 45—66; Verdiani С . Il ms. Troickij del «Viaggio» di A. Nikitin // Studi in onore di E. Lo Gatto e G. Maver. Firenze, 1962, p. 673—683; Лурье Я. С. Подвиг Афанасия Никитина // Изв. ВГО СССР, 1967, т. 99, № 5, с. 435—442; Кучкин В. А. Судьба «Хожения за три моря» Афанасия Никитина в древнерусской письменности // ВИ, 1969, № 5, с. 67—78; Виташевская М. Н. Странствия Афанасия Никитина. М., 1972. Лихачев Д. С. «Хожение за три моря» Афанасия Никитина // Лихачев Д. С. Великое наследие. Классические произведения литературы древней Руси. М., 1975, с. 259—265; Семенов Л. С. 1) К датировке путешествия Афанасия Никитина // Вспомог. ист. дисц. Л., 1978, т. 9, с. 134—148; 2) Путешествие Афанасия Никитина. М., 1980; Lenhoff G. 1) Beyond Three Seas: Afanasij Nikitin’s Journey from Orthodoxy to Apostasy // East European Quarterly, 1979, vol. 13, p. 432—447; 2) Trubetzkoy’s «Afanasii Nikitin» Reconsidered // Canadian-American Slavic Studies (Winter 1984), 18, № 4, p. 377—392. Успенский Б. А. К проблеме христианско-языческого синкретизма в истории русской культуры. 2. Дуалистический характер русской культуры на материале «Хожения за три моря» Афанасия Никитина // Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979, с. 60—62.

Доп. : Лихачев Д. С. 1) Великое наследие. М., 1975. С. 259—265; 2) Литература — реальность — литература. Л., 1981. С. 151—154; 3) Великий путь: Становление русской литературы XI—XVII вв. М., 1987. С. 138—139.

1. В 1466 году русский купец Афанасий Никитин задумал отправиться в далёкое путешествие. Из города Твери он спускается по Волге и едет до Астрахани, а затем су- хим путём отправляется к безбрежному, необъятному простору Индийского океана. Представьте себе этот длинный, трудный путь! Несколько лет Никитин странствует по Индии. Не раз ему приходится рисковать жизнью. Он то богатеет, то разоряется. Он преодолевает разнообразные препятст- вия, борется с лишениями, но внимательно присматри- вается к неведомой стране, старательно записывает всё, что видит и слышит. Когда читаешь дневник Никитина, то чувствуешь его беспредельную любовь к родине. Он много видел, слы- шал, многое поражало его своей сказочностью, но ни при каких обстоятельствах он не забывал своей родины. Не соблазнила его и восточная роскошь, которую он красоч- но описывает. В 1472 году Никитин отправляется в обратный путь. Однако не суждено ему вернуться в родной город. В доро- ге он умирает. Некоторые считали, что первым путь в Индию проло- жил португальский мореплаватель Васко да Гама, но в действительности на двадцать пять лет раньше Афана- сий Никитин совершил это необыкновенное путешествие.

2 Много дней кочевал я по Уралу. Однажды осенью привелось мне ночевать у знакомого старика на Уржен- ском озере, расположенном в горах. Представьте себе, что в холодную ночь вы нашли себе приют в избушке рыбака. В избе тепло, чисто, а за окном стонет октябрьский ветер, который так ненавидит каж- дый рыбак. Кажется, что на дворе яростно борются ка- кие-то звери. С озера доносятся беспокойные всплески волн. Слышатся какие-то стоны и шум сухого камыша. Утки зябнут, не могут успокоиться всю ночь и всё время чего-то тревожатся. Бедному моему Шарику сегодня неможется. Он вер- тится, взвизгивает и по временам начинает лаять. В се- нях спит заяц и во сне стучит лапой по полу. Старик у печки возится с самоваром. Наконец усаживаемся пить чай. Я расспрашиваю старика о зайце. Рыбак любит побе- седовать и охотно рассказывает мне интересную историю. Этот заяц спас старику жизнь во время лесного пожа- ра. Старый рыбак бережёт его теперь и никогда не рас- стаётся с ним. Каким образом трусишка заяц мог спасти жизнь че- ловеку? Дело было так. Однажды, чуть забрезжило, дедушка пошёл поохо- титься и забрался в гущу леса. Вдруг видит дым, слышит треск. Дед понял, что начинается лесной пожар. Порывы ветра гонят огонь с большой скоростью. Не выберешься из леса - погибнешь. Надо попытать- ся спастись. Старик бежит, спотыкается, с трудом ды- шит. Приходится торопиться, так как пожар разрастает- ся. Ветви ёлок колются, сучья на земле рвут сапоги, ва- лятся деревья. Старик сбивается с дороги, пугается. Вдруг возьми да выскочи из-под кустика зайчонок и бросься бежать по дороге. Лапки у него опалены, он бе- жит медленно. Дед старается не отставать от зайца. Он знает, что звери лучше человека разбираются в направ- лении распространения огня и обычно спасаются. Ста- рик не ошибся: заяц вывел его из огня. Выбравшись из леса, оба едва дышали от усталости. Старик взял зайца к себе, вылечил его, и с тех пор они живут большими друзьями.